Выходить на улицы в дневное время суток было негласным запретом в Инитосе, и Риньера чтила его не меньше, чем свою покойную матушку. Несмотря на то, что всю свою жизнь она провела в пределах этого города под бесстрастно безжалостным солнечным оком, она всё ещё оставалась человеком, чья кожа имела свойство обгорать, а голова раскалываться пополам в следствие теплого удара. Впрочем, иногда совершенно необходимо нарушать даже самые строгие наказы, чтобы в будущем поменьше сомневаться в их необходимости.
Отец внезапно прознал, что на окраине города один из его в равной мере неуспешных коллег, выражаясь его языком, «в конце-то концов протянул свои кривые лапоньки». Судя по всему, смерти старика-пекаря в определённом смысле поспособствовали его несчастные родственнички, потому что слух распространился по городу впечатляюще быстро и сопровождался объявлением о распродаже имущества почившего. Отец, и при жизни проникшийся нелюбовью к оному, тут же поднял на уши весь дом.
Сам он отчего-то побаивался отправляться на торги, и потому этой чести должен был удостоиться один из сыновей. Однако младший, будущий преемник отцовского дела, лежал в своей постели, отравившийся какой-то дрянью на гуляньях прошлой ночью, а все трое старших – сюрприз-сюрприз! – отсутствовали дома «якобы» из-за учёбы. Как бы сильно это ни шло вразрез с взглядами отца семейства на роль женщины в доме, насолить покойному недругу для него было важнее. Поэтому, снабжённая некоторой суммой и ценнейшими наказаниями, Риньера собиралась в дорогу. Выход из дому задерживался – папенька всё никак не мог перестать поучать.
- Торгуйся, обязательно торгуйся! До посинения! – горячась, наставлял отец. – Я знаю бабу этого придурка, она всегда задирает цены. Из-за неё у них и не шло никогда дело, она всегда пыталась втюхать самую последнюю поварёшку втридорога. Сбивай цену сразу вдвое и стой на своём. Будь проклята эта старуха и твой глупый брат, весь следующий месяц не выпущу его из дома кроме как в школу! И шарашка его треклятая…
Риньера с трудом ускользнула от него, так он разошёлся. Замотавшись в лёгкую вуаль, она только спустя полквартала смогла спокойно выдохнуть. «Если б папка был зверолюдом, он точно был бы каким-нибудь падальщиком. Шакалом или крысой. Лучше шакалом, тогда и я была бы видной шакалицей».
Кузнец-пекарь жил не так далеко от хибарки их семьи, на самом краю города. Кажется, он в основном ковал ездовое зверьё, обитавшее под стенами города. Что, собственно, Риньера должна была там выторговать, оставалось под вопросом. Ей казалось смешной шуткой просто притащить ящик разноразмерных подков домой – к ним за новой обувкой коней приводили не чаще, чем раз в несколько месяцев. В конце концов, отец сам виноват, что предпочёл потратить время на обложение ругательствами и проклятиями покойника, а не какие-то вразумительные инструкции.
Улицы пустые, душные, пыльные. Песок отчётливо скрипел, отмечая каждый шаг, искрясь в воздухе. Изначально обрадовавшаяся возможности выбраться из больного улья их семьи, она стремительно теряла энтузиазм и мысленно клялась больше никогда не вылезать в самое пекло. Особенно когда она наконец сделает ноги из их треклятого сумасшедшего дома.
Борясь с не самыми радужными представлениями о своём будущем, она наконец добралась до искомого места. Найти его было нетрудно – жена покойного с визгом спорила о цене за ящик неиспользованных подков, и эхо разносило вопли по пустым улицам на внушительное расстояние. «Эх, не успела!» - с почти искренним сокрушением пронеслось в голове у Риньеры.
Народу было немного, но всё же несколько стервятников одного племени с отцом семейства Витторио уже собрались на запах наживы. За каждую мелочь они торговались и ссорились в пух и прах, сверкая когтями, зубами и клювами и брызжа слюной так, что Риньере стало совсем не по себе. Особенно впечатляли верещания жены покойного, словно каждый обсуждаемый гвоздик таинственным образом скреплял несущие конструкции её счастливого будущего. Она наблюдала за этими остервенелыми торгами обворожённо-испуганно и долго не решалась вступить.
В конце концов, так она и осталась бы ни с чем, если б на ящик с кузнечьими инструментами дряного качества не нашлось ни одного желающего. Скромно выказав желание приобрести его, Риньера с гордостью продержалась под напором торгашки-хозяйки три минуты и даже сбила изначальную цену на треть. Ей этого было предостаточно.
С жужжащей головой, она покинула разорённую кузницу. Даже в самое пекло на улице было свежее, чем в этом затхлом логове скупости. Риньера почти бегом двинулась прочь от этой лавчонки в поисках места, чтобы перевести дух. Дорожка шла вдоль крепостной стены  – чистое, девственное кирпичное полотно без изъянов. Найдя скамейку в тени в паре кварталах, она опустилась и шумно выдохнула. Лавка выходила на улицу, ведущую прочь из города, в двух домах от крепостных ворот. На улице даже наблюдалось некоторой оживление по сравнению с остальным городом. Какое-то время посверлив взглядом решётку ворот и проходящих мимо путешественников, Риньера мотнула головой и принялась перебирать свой улов, чтобы отвлечься от навязчивого желания прямо сейчас бросить всё и просочиться сквозь крепостной вал на волю.

Отредактировано Риньера Витторио (21.07.2022 22:16:07)

Улов оказался небогатым: хлипкие клещи с круглыми губками, бойки-обжимки-пережимки, горсть в меру погнутых гвоздей и просто кусочки низкопробной руды, которые составляли основной вес ноши. Самым ценным оказалось навершие ручника, выглядящее, тем не менее, весьма потрёпано. Риньера вздохнула и пнула захудалый деревянный ящик, брякнувший содержимым. На мгновение испугалась, что он развалится, но тут же махнула рукой – было бы что терять. Мысль о возвращении домой казалась дикой. Известное дело, что никого там не волнует, как паршиво и без прочих непрошенных советов Риньера себя чувствует. Машинальным движением она достала из своего ящичка один из гвоздей и принялась ёрзать тупым остриём под ногтями, выскребая застрявшую там песчаную грязь.
Близкое нахождение ворот не давало ей покоя. Взгляд ненарочно тянулся к ним. Где-то в районе солнечного сплетения противно засосало, как будто запечатанный в груди магнит тянулся туда, на волю, и больно скрёбся о рёбра. «А впрочем, – уже начинала думать она, – что мешает мне просто уйти? Уж точно не этот ящик с мусором. Выберусь за ворота, переночую хоть под стенами… Найду какого-нибудь подростка, какого-нибудь щенка с глупыми глазами на выкате, чтобы передал Кирэну, где меня искать. Он точно что-нибудь придумает».
Всё ещё пялясь рассеянным взглядом в открытый зёв ворот, Риньера краем глаза заметила движение серо-бурой массы неподалёку. Осознав, что она направляется в её сторону, печально вздохнула, неготовая оторваться от бредовых своих мечтаний.
- Не пугайся.
Ещё пару секунд не могла оторвать взгляд от чугунной решётки, но всё же перевела взгляд на окликнувшего. Руками бессознательно схватилась за ручку ящика, подтащила ближе к себе и сжала между пяток. Тело невольно напряглось, хотя выражение лица так и осталось лениво-бесстрастным.
Она не пугалась. Над её лавкой навис зверочелевек-крыс. Уже простившейся с молодостью, со смешно топорщащейся серой щетиной. Риньера не могла бы сказать почему, но даже для города зверолюдов он отчего-то казался не к месту.
Она неохотно кивнула ему, давая понять, что, несмотря на недовольный вид и скучающий взгляд, направленный мимо собеседника, всё-таки слушает его.
- Здравствуй долго... Вы знаешь город? Инструменты, твои?
Речь давалась ему нелегко. «Не знает общего, что ли?» Риньера перевела взгляд на крыса, заговорила медленнее обычного, с трудом сдерживая себя от того, чтобы проговаривать слова нарочито чётко – знала, что вложила бы в это слишком много издёвки:
- Здравствуйте. Знаю, я местная. Инструменты мои, - «к сожалению», - хотите купить? – И, подумав, прибавила: - Я могу на варканском, если Вам так будет проще.
И ойкнула – отвлёкшись, слишком сильно царапнула гвоздём по нежной коже под пластинкой ногтя. Тихо выругавшись, осмотрела пострадавшее место. Не найдя никаких повреждений, бросила гвоздь обратно в ящик и подняла взгляд на собеседника. Вот бы и правда купил, хоть за самый бесценок, избавив её от этого проклятия.

Отредактировано Риньера Витторио (10.09.2022 21:53:46)

Риньера равнодушно разглядывала морду своего собеседника и мысленно ставила сама с собой ставки, на каком языке предстоит диалог, пока он сосредоточенно молчал. Он определённо отличался некоторыми странностями, но Риньеру это абсолютно не волновало. Мало ли странных персонажей предстаёт перед взором частенько работающего за лавкой человека? Этот не распускал руки, не пах перегаром, не пытался учить её жизни и даже не предпринимал попыток пустить ей в голову погнутую подкову. Замечательный типчик – да мало ли ему и самому в детстве по голове прилетало.
Когда крыс вновь заговорил, внутренний спор был разрешён с приятным исходом. В городе зверолюдов не так часто удавалось воспользоваться языком любимых предков за пределами родового гнезда, и Риньера всегда была рада возможности изъясняться языком, который она чувствовала намного лучше и тоньше.
- Крыс не хотел инструменты, своими лапами ничего не сделает.
- Очень жаль! – смешливо ответила она, разводя руками.
Вскоре, впрочем, зверолюд подобрал слова и смог изъясниться. Оказывается, ему нужен был кузнец, чтобы изготовить некоторый «тонкий предмет», обещал достойное вознаграждение. Сердце Риньеры забилось быстрее. Она отвела взгляд, уставившись на свои инструменты, левой рукой вытянула из инструментов ещё один гвоздь и стала перекатывать его между пальцев. Пару минут назад возвращаться домой отчаянно не хотелось, – с этим ящиком, набитым хламом, её поднимут на смех и запрут на кухне – и нежелание это всё ещё кололо сердце при одной мысли о доме. Но теперь, если она приведёт этого незнакомца к ним в кузницу… При должной сноровке она сможет обеспечить себе возможность взяться за этот таинственный заказ, охладит гнев отца наклёвывающейся выручкой, запрячет куда-нибудь подальше этот чёртов ящик… А может, отца и вовсе не будет дома? «Ну, тут ты уже совсем размечталась. Старику некуда деваться посреди дня».
- Да-а, – протянула она, перебросив гвоздь из руки в руку. – Моя семья держит кузницу, и, уверена, мы можем Вам кое-чем помочь…
Подняв взгляд, она запнулась. Густая, грязная стена взвеси окружила их плотным кольцом, скрыв от глаз запруженную народом улицу, яркие полотна ковров, ворота, стены, двери, окна. Риньера что было сил сжала гвоздь в ладони, вспоров воздух остриём по направлению к крысу, скользнула по скамейке дальше от него, и только тут ощутила, как тяжёлый влажный воздух заполнил её лёгкие, словно она вдохнула горсть маленьких склизких лягушек. Паника начала подкатывать к горлу, когда на уровне её глаз вдруг показалась буро-зелёная рельефная головка и два изумрудных больших глаза.
- Ой, драконик! – притупленно воскликнула она, и появление этого прелестного существа, на мгновение отвлёкшее её от начинающего охватывать сознание страха, помогло загнать колкий ужас обратно в недры разума. Нахмурившись, почти скалясь, Риньера посмотрела прямо в глаза крыса и процедила: – Что ты сделал? Что это?

Её внезапному спутнику, казалось, всё было ни по чём. Тёмные крысиные глаза оставались для Риньеры пустыми колодцами, и их бездонное спокойствие не только не успокаивало, но наоборот только всколыхнуло озлобленность загнанного в угол паршивого безволосого хищника, который обычно привык получать всё без особых рисков для жизни.
Не могло быть такого, чтобы появления крыса и этот туман не было связано. В Инитосе происходит много странного, чудесного и не очень, но почему-то раньше город не позволял себя просто-напросто исчезнуть за песчаной стеной!
- У крысы не драконье сердце. Камень тоже не оживлял. Не знаю. – Только и сообщил зверолюд и без видимых сомнений шагнул в туман.
Сердце Риньеры перестало биться, пока грязные одежды крыса не скрылись за непроницаемой стеной. Пришла в себя, только когда пальцы свело внезапной тупой болью – случайно оцарапала их до предела сжатым в ладони гвоздём.
- Стой! – Она отчаянно взревела, вскакивая со скамьи. Заметалась по остающемуся чистым от поганого тумана кругу, как накрытая банкой мышь, испуганно отскакивая каждый раз от щекочущей кожу песчаной стены, стоило случайно задеть её какой-нибудь частью тела.
Снова начала накатывать паника. Поперёк глотки застрял плотный шарик ужаса, словно плохо пережёванный хлебный мякиш. Теряя самообладание, она и сама прыгнула в туман вслед за крысом.
Мелкие песчинки забили по коже, заполонили уши и ноздри, замерцали в опасной близости к глазным яблокам, норовя оцарапать нежную роговицу. Риньера зажмурила глаза, задержала дыхание и замотала перед собой протянутыми руками, но хватала ладонями только пустоту. Ещё и выронила своё единственное оружие, ржавый кривой гвоздь. Начала пятиться назад, покуда – слава Эдолине! – не оказалась снова в безопасности. Пока она отплёвывалась и неистово тёрла глаза (отчего, конечно, становилось только хуже), из тумана выплыли две большие когтистые лапы с длинными пальцами и упали ей на плечи. Если бы крыс тут же не начал говорить, Риньера рисковала на месте испустить дух.
Она не очень разобрала его затейливую фразу, требующую слишком много умственных усилий, чтобы усвоить зашифрованную в ней информацию. Первобытный женский страх оказаться зажатой незнакомцем уверенно влился в и без того разномастную палитру различных оттенков испуга. Риньера покорно замерла, даже не пытаясь опознать источник внезапно подувшего в затылок ветерка.
- Оно движется прочь от города. Уходи.
Риньера уже была готова упорхнуть, как и было велено, но одна из крысьих лап охватила её запястье. Она замерла, чтобы глубоко вдохнуть. «Он хочет помочь, он хочет помочь». С трудом стряхнув с себя оцепенение, она негромко бросила: «Погоди», - и потянулась к скамейке, уже начинавшей скрываться под слоями песка. Схватив свой незадачливый ящичек с инструментами, она вернулась к крысу и кивнула ему, добровольно доверяя своё выживание ему. Заметила, наконец, дракончика, порхавшего над второй лапой хозяина, и слабо улыбнулась. Стоило признавать, что, останься она, уже давно в панике протаранила бы стену какого-нибудь из домов лбом и лежала бы без сознания, пока не наглоталась по самые лёгкие песка.