Пушистое гусиное перо ходило по бумаге, оставляя за собой витиеватый чернильный след. Оно то поднималось вверх, выводя красивые петли, то опускалось вниз, подчеркивая редкие буквы. Раздался тихий скрип, легла легкая царапина на документы торговой гильдии – точка. Натаниэль устало выдохнул и перевел взгляд на Элиота, сидящего неподалеку: юный зверочеловек все еще сосредоточенно заполнял важные бумаги, отчет для собрания Пяти Душ, который было необходимый предоставить в этот же день, если бы… Эльф отложил перо в сторону и, прикрыв на мгновение глаза, устало потер лоб.

Если бы не встреча с инквизиторами, назначенная в знойный полдень осеннего дня.

Мужчина провел рукой по лицу, пытаясь избавиться от утомления, которое давило на него невыносимой тяжестью, и опустил голову, запустив пальцы в собственные волосы. Секунда, две. Натаниэль выпрямился, расправил плечи и откинулся на спинку стула. Из груди – выдох, взгляд – на все тот же самый чайный сервис, в котором медленно остывал чай, оказавшийся безвкусным ядом. И только после этого эльф осознал, что колючая жажда уже давно скреблась внутри горла.

- Элиот, - негромко обратился герцог к своему слуге; звериные уши тотчас поднялись, навострились – мальчишка поднял взгляд, - будь добр принеси воды, только… - он запнулся, пытаясь подобрать подходящие слова. – Только прошу, налей ее сам, хорошо? Пока я не выяснил, кто именно был с утра на кухне, я не могу никому доверять, кроме тебя.

Этот день, сотканный из отвратительного каламбура, играл на недовольстве винного герцога, распаляя внутри его души обжигающее раздражение. Сначала головной болью, вгрызающейся невидимыми клыками в затылок, стали ежемесячные отчеты о продажах и доходе, за ними – пожар, обративший одну из виноделен в ничто, а после… Натаниэль, позволив складке недовольства залечь меж бровей, неохотно вышел из-за стола, направился к обрамленному тяжелыми шторами окну. А после утро увенчала неожиданная встреча с грязной кровью, сухой и корявой веткой в семейном древе де Кайрас – Камилом, его… братом. Тихий стук каблуков заполонил кабинет. Да только кто мог бы подумать, что именно он, почти что бродяга, терзаемая судьбой, сможет добавить еще каплю безумия в этот ничтожный сценарий! И ведь даже еще не конец, а только начало!

- Я понял, господин, - Элиот утвердительно кивнул и спешно отложил перо в сторону.
- А, и еще, - Натаниэль неохотно поднялся из-за стола, откладывая бумаги, увенчанные фамильной печатью, в сторону, - пригласи Теодора в мой кабинет.
- Как прикажете, - зверочеловек-слуга быстро скрылся за дверьми.

Доверие к собственным слугам, порхающим по длинным коридорам и день, и ночь, исходило кривыми трещинами и осыпалось, обнажая забытое чувство – настороженность. Натаниэль подошел к окну, завел руки за спицу, сцепив их в замок, и замер, выглядывая в сторону кованых ворот поместья. Возле них – никого, лишь подросшие собаки, подобранные откуда-то Вильмой, резвились в увядающей траве неподалеку. Взгляд – в сторону, к дворецкому, Мартену, неспешно направляющемуся в особняк семьи де Кайрас. Натаниэль осторожно коснулся пальцами холодного стекла, провел по нему вниз – думал, утопал в собственных мыслях и размышлениях, которые не давали ему покоя с ночи.

Это не было простой случайностью. Все это, начиная гибелью винодельни и заканчивая умело заваренным чаем, способным с легкостью остановить сердце. Слишком много случайностей и совпадений, обрушившихся на него градом огненных стрех в один день. И если герцог готов был поверить в неосторожность – столько лет работал с ними рука об руку, и тут такая оплошность с их стороны! – своих людей, то вот травяной чай, ставший отравой, разрывал эту веру на куски. Как и «удачное» появление Камила, чья роль на этой шахматной доске еще была неопределенной: он враг, натянувший личину друга, или же полукровка действительно не было скрытых мотивов?

Из размышлений резким рывком вырвал Элиот, зашедший в кабинет герцога с серебряным подносом, на котором стоял графин с водой и несколькими стаканами. Натаниэль, посмотрев на мальчишку, ласково улыбнулся.

- Ты пригласил Теодора ко мне? – поинтересовался мужчина, подходя к Элиоту.
- Да, можете не переживать, он должен скоро подойти, - отозвался зверочеловек, поставив поднос с водой на стол, рядом с чайным сервизом. – Мне… это убрать?
- Не стоит, - эльф проследил взглядом за действиями юного слуги, наливающего воду из графина, и принял из его рук наполненный стакан. – По крайней мере, пока.

Горло неприятно саднило от каждого слова, что срывалось с уст герцога, - жажда, терзающая Натаниэля жажда была чрезмерно сильна: она, подобно раскаленному песку, царапала нежную плоть, иссушая ее до неприятного зуда. Когда Элиот протянул Натаниэлю стакан, эльф, неосознанно сглотнув вязкую слюну, сделал первый глоток, а за ним последовал второй, третий.

Приятная прохлада тотчас мягко обволокла горло, даруя легкое, будто бы мимолетное, чувство наслаждения, от которого на душе – лишь немного – становилось лучше. Неприятные мысли увязали в спокойствии, что прогоняло тревогу и встревоженность с бескрайних просторов души… ровно до тех пор, пока на дне стакана не осталось несколько жалких капель. Затем – возвращений в реальность, в сумбур ошеломляющих событий, что терновыми лозами впивались в его утомленное сознание. Не успел мужчина поставить стакан обратно на поднос, как в дверь осторожно постучали – Элиот мгновенно сорвался с места. Оправив полы камзола, одернув рукава и заправив по привычке черные пряди волос за уши, подчеркивающие принадлежность герцога к благородному эльфийскому роду, хозяин поместья взглянул на вошедшего в кабинет гостя.

- Доброго дня, Теодор, - мягко, как и всегда, улыбнулся Натаниэль, отпрянув от стола. – Прости, что отвлекаю тебя от тренировки, ведь если мне не изменяет память, то ты сегодня хотел позаниматься с гвардейцами, однако мне бы хотелось кое о чем переговорить с тобой с глазу на глаз, - он плавным жестом пригласил войти. – Прошу, проходи.

Элиот, терпеливо дождавшись, когда капитан герцогской гвардии зайдет внутрь рабочего кабинета, тихо закрыл за ирноком дверь и, подобрав руки к груди, направился обратно за стол – необходимо было закончить переписывать документы. Он, уткнувшись носом в ворох документов, стал водить гусиным пером по ним, слегка дергая ушами – улавливал тихую речь обоих мужчин.

- Видишь ли, Теодор, - начал герцог, вновь опершись руками о край стола, - сегодняшний мой визит оказался неожиданным для меня… в том плане, что мне пришлось в спешке покидать резиденцию возле виноградных полей, потому что случился пожар. Сгорела одна из виноделен, что находилась неподалеку от площади Миора и Лайна. К сожалению, - он тяжело вздохнул и потупил взгляд, устало потер переносицу, - прибыть я успел только на пепелище. С уст виноделов, которые уже долгое время работают на меня, пожар возник из-за неосторожности, непогашенной свечи, которую задели. Уронили, если быть точнее. В это можно было бы поверить, если бы не одно «но»: я знаю своих людей не один год, многие там работают более десятка лет, а для человеческого срока данная цифра – показатель богатого опыта. Я бы мог поверить в данную случайность, будь мои работники юношами с огненным характером, но на той винодельне, увы, их не было.

Герцог, снимая с себя ледяную маску спокойствия, выпрямился, расправив плечи, и медленно направился к Теодору. Встал возле него, окинув капитана гвардии холодным, безэмоциональным взглядом – эльф был серьезен, пропала с его лица стылая улыбка.

- Для меня подобная ситуация выглядит как умышленный поджог, Теодор, - голос Натаниэля стал чуть ниже, и в нем мелькнули легкие нотки усталости, которые до этого мужчина пытался скрыть. – Хотелось бы мне верить, что мое дурное предчувствие обманывает меня, однако сегодняшний день уже начался не лучшим образом, - он окинул беглым взглядом стоящий рядом чайный сервиз и поджал губы. - У меня назначено свидание с инквизиторами ближе к полудню, и я бы хотел, чтобы ты сопроводил меня. Боюсь, что представители королевской стражи смогут что-нибудь упустить из виду. Не то что бы я не доверял их способностям, мне просто не хочется принимать тот факт, что подобного рода потери я понес из-за неосторожности, несмотря на то что от них никто не огражден. В том числе и я, - Натаниэль, смолкнув на мгновение, обернулся к зверочеловеку и тихо обратился к нему: - Элиот, будь добр, передай Дервиту, чтобы он подготовил Жеррона к выезду. И также найдите мой костюм для верховой езды.

- Да, господин, - тотчас отозвался мальчишка и, отложив перья с чернилами в сторону, а аккуратно сложенные бумаги – в другую, довольно быстро скрылся за дверьми.

В коридоре – звонкое цоканье копыт, которое постепенно стихало, превращаясь в тихое, едва слышимое эхо.

- Но перед этим, - развевая нависшую в кабинете тишину, сказал Натаниэль, подходя к небольшому столу, где сидел Элиот; мужчина наклонился, поднял бумаги и, просмотрев их беглым взглядом, отнес к себе на стол – к другим бумагам, на чьих листах не хватало только родовой алой печати, - выясни, кто сегодня с утра был на кухне, потому что, как мне сказали, этот чай – отрава. Точнее, не так: он заварен с астрагалом и эфедрой, и вместе они не очень хорошо влияют на самочувствие в целом, - эльф зашел за стол и, вытащив из ящика другую стопку пожелтевшей бумаги, тихо опустился на стул. – Если тебе интересно, кто это сказал, то все же, оказывается, то письмо было правдой… - на секунду губы герцога искривились в едкой усмешке, однако он сразу же стер ее с лица, сменив привычной – и неизменной – улыбкой. – Все же у моего отца был еще один сын, и он как раз приходил просить помощи у меня, но не будем сейчас об этом, - он взял в руки печать и, макнув ее в алую краску, стал проставлять ее на всех бумагах, быстро сменяя одни шуршащие листы другими. – После того, как узнаешь список слуг, жди меня возле ворот – отправляемся сразу же.

Сосредоточенный и серьезный вид Теодора, его личного – и лучшего – цепного пса, внушал герцогу спокойствие и уверенность в том, что о таких «мелочах», как отравленный утренний чай и сгоревшая дотла винодельня, не было смысла беспокоиться. Натаниэль полностью доверял своему капитану личной гвардии, так как знал его уже много лет — был уверен в его преданности. Однако, как только мужчина покинул кабинет, на лицо эльфа вновь легла мрачная тень усталости, а в душе забурлило раздражение. Устало потерев переносицу, он бросил опустошенный взгляд на стол, а со стола — на ворох документов, на чьих листах расцвела его витиеватая подпись. Герцог невольно сощурился и, опершись рукой о край стола, поджал пальцы.

Иметь все под абсолютным контролем — истинное наслаждение, которое можно сравнить только с радостью кукловода, чья хрупкая марионетка, пронизанная десятком тонких нитей, искусно кружится в танце, завораживая взгляды привередливых зрителей. Но стоит только одной нити лопнуть, порваться, как ее изящные движения тотчас потеряют весь чарующий шарм: следом безвольно поникнет голова, опустятся руки, а ноги — навсегда замрут. Не сразу, со временем, и именно такого конца Натаниэль не желал видеть. Страх и ужас воспоминаний прошлого, когда история его рода исходила кривыми трещинами, что с каждым днем разрастались все сильнее, всплывали перед глазами герцога — вгоняли его в лихорадочный жар. Жертвуя своими интересами и своей жизнью, он с трудом смог возродить из праха свою фамилию, предотвратив ее падение в бездну забвения, и окрасить ее в новые краски — имя «винного герцога» стало у всех на слуху. И видеть то, как все после множества лет бессонных ночей снова рассыпается тлеющим пеплом в руках, — невыносимо.

Мужчина выпрямился, едва уловив звонкое эхо цоканья копыт по ту сторону двери, и мягко улыбнулся, когда к нему в кабинет, разбавляя вязкую тину безмолвия, вошел Элиот:

— Господин, Жеррон уже подготовлен к выезду, а Ваш костюм для верховой езды отнесли в Ваши покои.

— Благодарю, Элиот, — отозвался Натаниэль, выходя из-за своего стола. — Кстати, пока меня не будет, прошу, лично доставь эти документы, — мужчина осторожно коснулся рукой пушистого веера бумаг и взглянул в глаза зверочеловека, — в торговую гильдию. Ко мне не должно возникнуть никаких вопросов, однако, если они все же будут, передай от меня извинения, что я не смог нанести визит лично собранию Пяти Душ и то, что я обещаю исправить это недоразумение в ближайшее время.

— Понял, господин, — послушно отозвался юный слуга и, немного поджав уши, направился к столу, а сам Натаниэль вышел — тихо закрылась дверь, позволяя тишине вновь воцариться в облюбованных ею четырех стенах.

Несмотря на свои огромные размеры, по родовому поместью де Кайрас, от величия которого начинало трепетать восхищенное сердце, было удобно перемещаться: длинные — и даже немного пустынные — коридоры опутывали все комнаты и залы, подобно паутине, а лестницы, неоднократно встречающиеся на пути, позволяли как спуститься вниз, так и подняться вверх в одночасье. Именно благодаря этому герцог довольно быстро оказался у себя в покоях, где не без помощи верных слуг был быстро одет в одежду для верховой езды. Оправив редингот и проверив крепление ножен у себя на поясе, мужчина широким шагом вышел из поместья и направился к воротам, возле которых его уже ждал Теодор, держащий под уздцы Астрис, и другой его слуга с Жерроном.

Чем ближе Натаниэль подходил к своему ртутному дракону, тем отчетливее видел в его черном, как смоль, силуэте огромную силу: переминаясь на лапах-крыльях, зверь часто дышал и взмахивал хвостом, поднимая с земли в воздух небольшие вихри пыли; его зрачки были сужены — он был напряжен, и именно от этого чувства все его тело будто бы горело. Жеррон поднял голову и подался вперед, к хозяину, забыв о поводьях, в которые испуганно вцепился слуга. Из пасти раздалось глухое рычание, тотчас сменившиеся тихим посапыванием — на его черную морду, усыпанную множеством мелких шипов, легла мужская рука в белой перчатке.

— Надеюсь, я не заставил тебя сильно ждать, Теодор, — произнес Натаниэль, нежно проводя рукой по носу виверны, позволяя той успокоиться; как только длинный хвост лег на землю, эльф сразу же взобрался в седло и забрал поводья из рук прислуги, перехватил их поближе, поудобнее. — Следуй за мной, уверен, что нас уже ждут.

Легкое касание пяток сапог по бокам, громкий приказ, прозвучавший как раскат грома в безоблачный день, и черный дракон, шумно выдохнув, глухо зарычал. Виверна, припав к земле, раскрыла свои широкие крылья, оттолкнулась задними лапами и, оглушив всех громким хлопком, взлетела вверх, а за ней — закружился танец жухлой травы и листьев. Тяжелый взмах крыла со свистом рассек воздушное полотно, за ним еще один, третий... Жеррон, глубоко дыша, поднимался вверх — неспешно набирал высоту, чтобы можно было лечь на мягкие потоки ветра, подобно кораблю, качающемуся на морских волнах.

Холодный ветер — в лицо. Он забирался под одежду, вгрызался невидимыми клыками в кожу, оставляя после себя след из крохотных мурашек. Он остервенело щипал глаза, вынуждая щуриться и отворачивать голову. Внизу — крохотные дома, ставшие в одно мгновение муравейниками, а улицы — блеклые нити, опутавшие по прихоти богини весь город. Руки лишь крепче сжали поводья, а тело, повинуясь желаниям разума, немного подалось вперед. Прижав ноги сильнее к туловищу виверны, Натаниэль, отдал приказ крылатому зверю снижаться — увидел перед собой знакомые очертания зданий с рыжими крышами, в окружении которых, подобно черной плесени, виднелось чернильно-черное пепелище.

Острые когти с противным скрежетом коснулись камня дороги, а громкий шелест крыльев вновь ударил по ушам сильной волной. Как только задние лапы уверенно коснулись земли, Жеррон, сложив передние крылья-лапы, полностью встал на землю и, вдыхая пыльный воздух, шумно фыркнул. Снова команда-приказ, и виверна, позволяя своему всаднику сойти, легла на землю, тотчас впившись огненными глазами в Натаниэля — затихла.

Эльф, одернув свой костюм и оправив ножны с мечом, взглянул на две высокие фигуры, что отрешенными душами скитались близ угольных обломков его — бывшей — винодельни; на них падали солнечные лучи, что играли яркими бликами на доспехах королевской стражи. «Уже здесь», — с толикой усталости и зарождающегося внутри души нежелания подумал герцог и, недолго думая, обратился к только что приземлившемуся капитану его личной гвардии.

— Теодор, меня уже ждут, — пытаясь скрыть дребезжащее волнение в голосе, сказал Натаниэль и, поджав губы, с неприкрытой печалью посмотрел на раскинувшееся перед мужчинами пепелище. — Я вынужден сначала переговорить с инквизиторами, но, если что-то найдешь или заметишь, немедленно сообщай нам.

Это было тяжело, тяжело видеть на месте винодельни — пустоту и... медленно остывающие угли. Теперь здесь — обглоданные пламенем обломки, на которых продолжали изредка мерцать багряные прожилки искр. Разрушенная, уничтоженная, сожженная. То, что еще день назад существовало и приносило доход, уже было мертво.

Натаниэль, сделав несколько шагов в сторону томящихся в ожидании инквизиторов, замер на месте — не выдержал. Пропитанный горькой болью взгляд скользил по потухшему пепелищу, блуждал среди облизанных огнем черепиц и камней, спотыкался на погребенные под слоем пепла осколки... Мужчина, поддавшись гнету личных чувств, понурил голову; брови едва заметно опустились, образуя небольшие складки, а губы вытянулись в тонкую линию. Перед глазами — размытые временем воспоминания из детства: именно сюда его, несмышленого мальчишку, приводил отец, воодушевленно, с толикой гордости рассказывая историю их рода, что несколько веков шел рука об руку с королем. Мужчина крепко сжал в руке кожаные поводья.

И ведь именно здесь была построена первая винодельня, с которой древний род де Кайрас и начал свое текущее дело, отказавшись от изучения небесных тел.

— Задерживаешься, Ниэль, — неожиданно раздался до боли знакомый голос, заставивший мужчину на мгновение оторопеть.

Герцог тотчас обернулся, вперившись удивленным взглядом на приближающуюся фигуру. Это был светловолосый эльф, одетый в обычный доспех инквизиторов, легкий и подвижный; на поясе его, отзываясь в такт пружинистому шагу, покачивались ножны с покоящимся внутри мечом. А рядом с ним шел другой мужчина, косо поглядывающий в сторону Теодора, что успел взмыть обратно в воздух.

— Айзек? — Натаниэль слегка качнул головой, словно не веря своим глазам. — Я... не ожидал тебя здесь увидеть.

Знакомая фигура эльфа остановилась, а на его лицо легла мнимая тень улыбки, которая тотчас растаяла под щекочущими лучами солнца, стоило ему перевести взгляд в сторону сгоревшей дотла винодельне. Он, помолчав несколько секунд, сдавленно выдохнул:

— Сочувствую потере, мне сложно даже представить, каково тебе сейчас.

— Нет, все в порядке. Просто... — мужчина запнулся, пытаясь подобрать подходящие слова, что встревоженным роем взмыли в небо и кружили, кружили, кружили. — Добавилось больше бумажной работы да новых встреч, избежать которых вряд ли получится, — герцог вновь покачал головой; уголки губ слегка дрогнули от слов, что с истинным сожалением коснулись его души. — Но позволь мне спросить, что ты тут делаешь?

— Не доверяешь моим способностям, потому что я протеже де Кайрас? — инквизитор усмехнулся, поставив руки на бока. — На самом деле, я сам вызвался взяться за подобное дело. Или не стоило проявлять столь дерзкую инициативу?

— Нет, наоборот, я благодарен тебе за это: мне проще вести дела с теми, кого я знаю, — с искренней, неподдельной благодарностью произнес Натаниэль положил руку на сердце, слегка поклонившись эльфу, стоящему перед ним.

— Потому что осведомлен об их слабых местах? — и снова беззлобная усмешка сорвалась с его языка, против воли заставившая винного герцога точно также улыбнуться, легко и просто. — В любом случае мы здесь встретились не ради душевных разговоров, а ради дела о сгоревшей винодельни, — Айзек тотчас изменился в лице: пропала дружелюбная простота, а ей на смену пришла ледяная серьезность; он убрал руки с пояса и раскрытой ладонью указал на утонувшего в вязком молчании мужчину, что все еще продолжал бросать хмурые взгляды в сторону ирнока, делающего обход вокруг истерзанной пламенем винодельни. — Ниэль, это мой помощник — Дэркас. И вместе с ним нам удалось выяснить следующее...

Айзек заговорил, вскрывая словами, как острым клинком, правду, которую они смогли разузнать в короткие сроки: опросив жителей, что почти собственными глазами видели, как огромные красные крылья пламенного петуха объяли небольшую винодельню, превращая ее в горящие осколки в одночасье. Огонь был неуправляемым, диким, необузданным. Он остервенело пожирал доски и бревна с такой силой, что даже магия водных драконов, призванных стражами не могла его потушить — пламя, подобно дикому зверю, шипело, отступая назад, но не исчезало — противилось. Оно пыталось сбежать, бросаясь на ветхие дома напротив, однако величественные звери, покрытые синей чешуей, продолжали бороться с ним до тех пор, пока последний язычок огня не перестал колыхаться на ветру.

Жертвы были. Погибшие и раненые: кто-то скончался в душащих объятиях огня, а кто-то в попытках вырваться из испепеляющей ловушки был придавлен пылающей балкой, сорвавшейся с потолка. Тех, кого поцеловала богиня и даровала им шанс на спасение, тотчас отправили в лазареты с бесчисленными ожогами, что багровыми и чернеющими пятнами расползлись по всему телу...

Натаниэль слушал это и вникал, и с каждым словом, разбивающимся о шипящее между ним и инквизиторами напряжение, становился мрачнее тучи. Взгляд его был опущен вниз, под ноги, — метался от крошечного камушка, безжалостно втоптанного в лоно земли, до небольшой выемки, в которой покоилась дорожная пыль. Пальцы все крепче сжимали поводья, удерживающие Жеррона, что стоял недалеко от мужчин и шумно вбирал ноздрями жаркий дневной воздух, а сам почти не шевелился — покорно ждал. Он глухо прорычал только тогда, когда все трое обменялись краткими рукопожатиями и разошлись в разные стороны, и неохотно пошел вслед за своим хозяином.

А толпы зевак не расходились — их становилось все больше и больше. Они, облепив пепелище вдоль невидимых кривых границ, голодными взглядами пожирали обуглившиеся останки винодельни, утопали в пьянящем яде слухов и сплетен. Герцог слышал их возбужденный шепот — не старались даже сделать вид, что обсуждают это лично, только между собой — и лишь сильнее от этого поникал, чувствуя, как растекается внутри сердце терпкое уныние.

Резкий взмах хвоста, поднявший уличную пыль в воздух, вспугнул сбившихся в кучи людей и нелюдей, а Натаниэль лишь сильнее перехватил поводья, не желая, чтобы ртутный дракон вырвался из его хватки. Жеррон нервничал — боялся гудящей, подобно осиному гнезду, толпы; зрачки мгновенно сузились, превратившись в темные щелки, а из приоткрытой пасти, усеянной острыми зубами, вырвался сдавленный рык.

— Потерпи еще немного, — быстро обронил перед своим личным зверем эльф и, подходя к своему личному капитану гвардии, подавленно произнес: — Теодор, мы закончили разговор с инквизиторами, и, мягко говоря, их слова меня не радуют... Но о них чуть попозже, — его взгляд быстро скользнул по разношерстной, что продолжала толпиться неподалеку в отчаянной попытке утолить голод своего любопытства. — Не здесь. И спрошу, есть ли у тебя что-нибудь сказать мне? Даже догадки или домыслы — сейчас мне... все необходимо.

У всего есть конец, и у неудач, обрушившихся на плечи эльфа, — тоже, однако он витал где-то вдалеке, сокрытый туманной дымкой неизвестности. А неприятности продолжали сыпаться на мужчину, как их рога изобилия, заставляя его прогибаться под невыносимым гнетом горести. Оборачиваться не хотелось — за спиной остывал пепел его воспоминаний прошлого. А от этого — багряные ожоги на сердце.

Как бы Натаниэлю не хотелось скрыть свою боль по утрате одной — а, казалось бы, их еще около десятка по всему Тор-Шолле, а другая часть раскинула свои корни на его землях — винодельне, он с трудом контролировал собственные эмоции, гложущие мужчину изнутри. На лице — непоколебимое спокойствие, и только уловив взгляд серых глаз можно было прочесть истинные чувства герцога. Причина, по которой он держался статно и гордо — люди. Юстициары и стражи, а также зеваки, окружившие пепелище живым кольцом, вгрызались в его спину любопытными взглядами: жаждали узнать вопиющие подробности произошедшего, чтобы подхватить горячие обсуждения, которые уже вспыхивают в разговорах. Если он даст слабину, позволит окружающим увидеть брешь в собственной душе, тотчас захлебнется язвительными насмешками и ядовитыми слухами.

Что знать, что простонародье — общество беспощадно к горю других.

Поводья, что сжимал Натаниэль, слегка натянулись: Жеррон, переступив с лапы на лапу, с глухим рычанием попытался отойти назад — стоял слишком близко к людям и нелюдям, чьи голоса, сливаясь друг с другом, гудели потревоженным осиным ульем. Ртутная виверна была напряжена и взволнована, она зажималась и едва заметно скалила клыки, когда кто-то из незнакомых лиц, стоящих напротив, делал неосознанный шаг к ней. Эльф подобрал поводья, сжал их покрепче и свободной рукой дотронулся до гладкой чешуйчатой шеи зверя, пытаясь успокоить его медленными поглаживаниями. И ждал. Ждал ответа от Теодора, который послужил кратким и сдержанным, но до простоты понятным кивком.

Быстро взмыв на крепком грифоне вверх, капитан личной гвардии Натаниэля быстро исчез под облаками, оставив после себя лишь кружащуюся в вальсе пыль. Герцогу не оставалось ничего, кроме как последовать за ирноком — что-тот знал, но, как и сам герцог, не хотел кормить догадками разинувших рты зевак. Окинув прибывших инквизиторов беглым взглядом, он почувствовал, как сердце неприятно сжалось, разливая по телу жгучее чувство печали, однако попытался немедленно утопить его в быстрых и точных движениях: взобраться в седло, перехватить поводья, взмахнуть ими, отдавая немой приказ дракону расправить черные, как смоль крылья. Секунда, и крепкое тело виверны напряглось. Она расправила шелестящие крылья и поднялась в воздух, летя по невидимому следу Теодора.

Холодный воздух подхватывал всадников и нес их по невидимыми волнам над Тор-Шолле. Внизу, под мощными крыльями зверей, размытыми пятнами расползались дома, а тонкими нитями виляли и петляли улицы. Вскоре городская черта, привычная герцогскому взору, сменилась жилой окраиной — перелетели Небесные горы, что сотни лет являлись нерушимыми «стенами» столицы. Спустившись вниз, к Теодору, что быстро спешился с Астрис и, будто бы источая пламя негодования, тяжёлой поступью направился внутрь ветхого здания; табличка, висевшая на проржавевших цепях, гласила, что это был трактир.

Сойдя на землю, герцог повел Жеррона в стойло, передав своего дракона юному смотрителю, что стоял, облокотившись о старую балку, и наблюдал за прибывшим эльфом. Юноша не сказал ни слова, только кивнул, когда ему в руку упала пара серебряных монет, а затем хмуро посмотрел на мужчину, что зашел в трактир в столь ранее время.

Однако не успел Натаниэль открыть дверь и сделать первый шаг внутрь здания, как герцог замер, пораженный происходящим: Теодор, нависнув мрачным жнецом над неким зверолюдом, распластавшимся на полу, пытался силой что-то разузнать; а жесткий мех окрасился в темные бордовые цвета. От этого — по спине словно провели острыми когтями, оставляя обжигающие следы. И сердце шумно забилось.

— Хватит, — выдохнул эльф рвано, но достаточно громко, а затем, положив ладонь на рукоять меча и обхватив ее покрепче, приблизился к капитану личной гвардии. — Это... слишком. Остановись.

Мысли разбегались в разные стороны, оставляя эльфа ни с чем: ситуация, развернувшаяся подобно спектаклю у него перед глазами, выбила опору из-под ног. Он стоял напротив ирнока и непонимающее переводил взгляд то на Теодора, то на мужчину-зверолюда, а затем, сглотнув слюну, обернулся — посетителей не было. Еще не было.

Натаниэль одновременно и присутствовал в реальном мире, и нет: мыслями — возле сгоревшей дотла винодельне; от воспоминаний, что яркими и отчетливыми картинками всплывали у него перед глазами, о тлеющих балках и изрисованных копотью камнях в груди начинало неприятно ныть. Словно из сердца вырвали кусок, и теперь оно, изнемогая от быстрого бега, кровоточило и ныло от каждого шумного удара. Может быть, именно поэтому он весьма остро отреагировал на действия Теодора?..

Мужчина, опустив руку, что слегка сжала холодную сталь рукояти меча, вниз, сдержанно кивнул ирноку — позволил ему продолжать, однако сам, сделав шаг в сторону, ближе к стене, — молча наблюдал. Он доверял своему капитану гвардии, с которым работал рука об руку не один десяток лет, и прекрасно знал, что ирнок за время преданной службы отточил едва ли не до безупречности свои личные навыки, однако все равно переживания терзали герцога изнутри, вынуждая погружаться разумом в бурю из чувств. Он слегка прищурил глаза, вновь обернулся на закрытую дверь.

Посетителей все еще не было. К счастью.

Когда Теодор закончил разбираться со зверолюдом — тот был грубо отброшен в стену — и подошел к стойке, Натаниэль окинул пустым взглядом владельца трактира, желая увидеть его мысли на искаженном от боли и злобы лице. «Снова очередная пешка?» — слабыми отголосками пронеслось у мужчины в мыслях. Выдохнул, поймав на себе взгляд капитана гвардии, и хотел было направиться к нему, как сверху, сквозь тяжелые деревянные доски, просочился пьяный гогот, которому вторил скрип старых половиц.

Все внимание — на двух мужчин, чьи ноги заплетались друг об друга, а языки едва шевелились; они тонули в пьяном бреду, но стоило только им спуститься чуть ниже и увидеть корчащегося от боли трактирщика, как постоялый двор вновь окутала густая тишина. Мгновение, и двое пьяниц, подобно остервенелым псам, которых спустили с поводков в погоню за дичью, ринулись в сторону Натаниэля и Теодора, быстро и непредсказуемо.

Все мысли — в прах, а по телу — обжигающий кровь адреналин, от которого начинало в сумасшествии биться сердце: все происходило слишком быстро. Натаниэль не успел вызволить из ножен меч, как на него, словно ураган, налетел крепкий мужчина, в одночасье сбив его с ног. По затылку разлилась вязкая боль, и герцог на секунду зажмурился, стиснул зубы, но почувствовав на себе тяжесть другого тела, ошеломленно раскрыл глаза: в этом мутном взгляде напротив, окутанном пьяной поволокой, плескалась лишь обжигающая ярость. Дыхание сбилось. Он, сжав руку в кулак до легкого хруста, занес ее над головой эльфа и с глухим рыком ударил его по голове... почти по голове. Натаниэлю хватило лишь мгновения, чтобы, повинуясь внутреннему порыву, занести руки над головой и заблокировать — или хотя бы отчаянно попытаться это сделать — удар. По рукам — обжигающая боль, а в следующую секунду — лязг металла, шорох одежды, тихий удар, ощущение легкости, и... тишина. И оглушающие удары собственного сердца, от которых стоял гулкий звон в ушах.

Шумное дыхание рваными клочьями вырывалось из груди, и герцог, стараясь унять нервную дрожь, что колючими лозами опутала его руки и ноги, неохотно убрал руки от собственной головы. Сел, глубоко вобрав в легкие душный воздух и запустил руку в волосы, пропуская черные пряди сквозь пальцы. Он этого не ожидал. Поднялся на ноги, ощущая легкую покалывающую слабость — стоять было непросто. Все произошло слишком быстро. Облизнул сухие губы и, стараясь вновь непоколебимое спокойствие, обернулся к Теодору, схватившего одного из мужчин за подбородок. Посмотрел на мужчин, бросившихся на них с ирноком в яростном безумии, широко распахнутыми глазами и, резкими движениями оправил свою одежду. Выдохнул.

— Вот как... — задыхаясь произнес эльф, словно имена пьяниц для него что-то значили, но на деле они были пустым звуком для него — безызвестные фамилии, имена и лица очередных пешек, за которыми скрывались более значимые шахматные фигуры. — Делай, как считаешь нужным, — я доверяю тебе, — произнес Натаниэль в спину Теодору, что грузным шагом направился в сторону главных дверей. — Только одно, Теодор, я хочу лично слышать, что они скажут.

Голос герцога одновременно был тверд и хрупок, в нем чувствовалась сталь, но также звучали возбужденные нотки, высокие и дрожащие. От этого весь мир ощущался по-другому, более резко, агрессивно: едва эльф вышел из трактира, прищурившись от щекочущих лицо солнечных лучей, как по спине словно провели когтистой лапой, оставляя длинные борозды из мелких мурашек — зеваки.

В горле невыносимо першило — Натаниэль сглотнул вязкую слюну.

Редкие люди и нелюди переминались с ноги на ногу и оборачивались, утопая в едком шепоте — обсуждали. Обсуждали то, как Теодор, охваченный испепеляющей злостью, вырвался из дверей трактира, волоча за собой безвольные туши двух крепких мужчин. Обсуждали то, как он связывает их веревкой и то, как выводит из стойл чернильно-черного дракона и рыжего грифона. Обсуждали все, что можно было только увидеть, но не понять и разобраться — довольствовались лишь жалкими догадками, окрашенными собственными желаниями. От этого — на душе мерзко, ведь именно так и зарождаются слухи, пропитанные скверной.

Вновь положив руку на меч, Натаниэль, стараясь держать голову прямо и ровно, быстро прошел мимо зевак до своего дракона. Жеррон, припавший к земле, нервно озирался по сторонам, косился, скаля клыки, на безвольные тела мужчин и только тогда, когда почувствовал запах своего хозяина, вытянул голову; зрачки расширились, а хвост, понимая густые облака пыли, заметался из стороны в сторону. Приблизившись, герцог положил ему руку на нос, ощущая сквозь ткань перчаток живое тепло зверя, провел ею по гладким чешуйкам вверх-вниз и отпустил ее — успокоил Жеррона, ведь именно ему и придется тащить на себе лишний груз...

А хищный зверь не желал этого: рычал и припадал к земле, нервно дергаясь в сторону, едва стоило кому-нибудь подойти к ртутному дракону в отчаянной попытке водрузить на его спину незнакомых мужчин. И это все усложняло, приковывало лишние взгляды, прожигающие спины своим любопытством.

Вдох...

Натаниэль, затянув на крупе дракона последнюю веревку, что крепко опутывала и мощное драконье тело, и тела молодых мужчин, устало похлопал Жеррона по спине, и тот отозвался сдавленным рычанием. Ноги — в стремена, руками — за поводья, перехватить их, взяться покрепче, отдать приказ ко взлету и ждать, ждать, когда черный зверь расправит свои широкие крылья и не поднимется в воздух, под облака.

Пальцы, пронизанные сильным напряжением, крепко сжимали поводья, а сам Натаниэль замер в седле подобно неподвижной каменной статуе, позволяя своему дракону лететь вслед за грифоном Теодора. Перед глазами яркими вспышками мелькали обрывки произошедшего, от которых у мужчины на лице появлялась кривая, нервная улыбка. Горло неприятно сдавливало, было трудно дышать, словно невидимая веревка обвила его шею и с каждым глухим ударом сердца лишь сильнее вгрызалась в плоть. Из груди — выдох, рваный, скомканный, сжатый.

Путь до поместья был как в густом тумане: герцог, запутавшийся в паутине собственных эмоций, смог вернуться в реальность лишь с громкими хлопками крыльев, поднявших дорожную пыль в воздух — Жеррон опустился на землю. Сглотнув вязкий ком слюны, эльф слез со своего дракона — а ноги, лишенные сил, слегка подкосились — и окинул связанных мужчин взглядом, полным непонимания и ужаса. Сколько он так простоял, Натаниэль не мог сказать — снова провалился в мысли, от которых все тело сводило от холода мурашек, — но он сам одернул себя, когда к нему подбежали молодые гвардейцы. «Уносите», — на выдохе, сдавленно и сжато, произнес герцог, и молодые мужчины беспрекословно выполнили его приказ: водрузили себе на плечи обмякшие тела и потащили их в место, которое мужчина называл про себя «обитель Теодора». «Пусть так», — вновь произнес про себя герцог, а затем, увидев краем глаза подходящего к нему слугу, протянул ему поводья огромного черного ящера и на ослабевших ногах направился в особняк.

Близко. Смерть была близко. Пусть всего лишь на краткий миг, но эльф ощутил ее гнилое дыхание, что мерзко обдало кожу. И если бы не Теодор... Натаниэль, закрыв глаза, одернул рукава камзола, поправляя сбившуюся ткань — сменил одежду, оставив костюм для верховой езды в шкафу. Замер. Вновь вобрал в легкие воздух и шумно выдохнул, запуская руку в смольные пряди волос. Развернулся и подошел к собственному столу, на котором подобно белоснежной скатерти лежал ворох различных писем и бумаг. Застыл, позволяя гнетущему ощущению разлиться по всему телу.

И все же это было близко.

Натаниэль убивал, но не своими руками. Разрушал семьи, лишая их опоры — авторитета, силы, власти. С холодным и беспристрастным выражением лица наблюдал, как фамилии, имеющие вес в высшем обществе, покрываются пеплом — сгорали в огне презрения. Неоднократно встречался лицом к лицу с теми, кто отчаянно жаждал вонзить отравленный клинок ему в сердце... Мужчина поджал губы, прищурился и медленно отошел от стола. Вспыхнувшая в одночасье винодельня, что превратилась лишь в воспоминания, или неожиданный визит кровного «брата», о чьем существовании никто не должен был узнать, — все это уничтожало, разъедало жгучим напряжением изнутри. Выбивало из колеи, лишая возможности думать, просчитывать, помнить. Снова выдох, и герцог резко обернулся, дева в дверь постучали. Расправил плечи, поднял голову и позволил войти к нему в покои. Пальцы дрогнули — хотел их сжать в кулаки.

В покои, звонко цокая по холодному каменному полу, вошел Элиот. Юный зверочеловек-слуга, прижав руки к груди и отведя пушистые уши назад, обеспокоенно взглянул на своего господина.

— Господин, — осторожно начал он, переминая пальцы рук, — Теодор хочет с Вами поговорить, он ждет в Вашем кабинете.

— Вот как? — произнес Натаниэль и отвел взгляд куда-то в сторону, в стену, словно пытаясь разглядеть меж серых камней ответ на его пустой вопрос. — Я сейчас подойду. Спасибо, Элиот.

Едва заметно кивнув, мальчишка спешно удалился, оставляя эльфа вновь в объятиях давящей пустоты, в которой отчетливо слышалось эхо собственных мыслей. Натаниэль прекрасно знал, о чем именно будет грядущая беседа. Знал и... отчасти хотел ее услышать: в душе, шипя и ворочаясь, неспешно скалила острые клыки злость, прогоняя опутавшее его ошеломление.

Потому что пятнать величие рода де Кайрас, чьи извилистые корни уходили в столетия назад, не смеет никто.

Тяжелый шаг разлетался глухими отголосками по каменным коридорам, и эти осколки, ударяясь о стены и пол, исчезали навечно, оставляя в сознании слуг тревожное чувство: они, бегая по старинному особняку туда-сюда, украдкой поглядывали на окутанного неосязаемым мраком их господина, что шел к себе в кабинет, и едва слышно шептались. За годы, проведенные среди герцогской семьи, многие научились читать тесно сплетенные между собой эмоции своих господ, что за фарфоровыми масками фальши прятали свои истинные мысли и чувства. Они, видя пронизанную обжигающим напряжением фигуру высокородного эльфа, тотчас отводили свои взгляды и исчезали в ближайших комнатах.

Потрясение, что провело невидимым лезвием по чувствам, отступало, растворялось в омуте бурлящих чувств, от которых у Натаниэля начинало першить в горле. Именно поэтому, оказавшись возле двери, мужчина тотчас ее открыл. Без колебаний и сомнений.

— Теодор, — сразу произнес герцог, едва ступив на каменную плитку своего кабинета, — ты хотел о чем-то поговорить со мной, верно?

Взгляд — на мужчину с белоснежными волосами, а сам Натаниэль замер, ожидая ответа от его верного капитана гвардии.