Когда у человека чего-то остается слишком мало, он начинает дорожить этим. Так, например, заблудший путник в пустыне, истерзанный мучительной жаждой, отдаст все свое золото ради единственного глотка воды. Так и Алан, оказавшийся в добровольном плену своих обязанностей, мечтал о крупице свободного времени.

Быть королевским стражем – это большая ответственность, порождающая еще больше обязанностей. Ни для кого не секрет, что уже несколько сотен лет именно в их руках находилась спокойная и мирная жизнь людей, проживающих в столице. И если не прилагать к этому достаточно усилий, весь этот хрупкий мир разрушится в одночасье. Юноша осознавал это и с головой погружался в свои дела с самого рассвета, заканчивая их малую часть с заходом солнца. Однако даже так ему, как и всему живому, необходим был отдых.

Увидеть Алана без величественных доспехов королевской стражи практически невозможно, но именно сегодня тот день, когда молодой парень смог со спокойной совестью оставить их в своей комнате и одеться как обычный человек. Свободная рубашка и штаны, возможно, были не самым модным и красивым украшением для генерала, однако Кэррон не любил тесные и вычурные тряпки, надеваемые верхушками общества даже на легкую прогулку. Все, что было необходимым для него, это чувство комфорта и свободы, а крестьянская одежда как раз могла предоставить все это.
Он спокойно ехал на Жемчужине, свесив ноги вниз и слегка придерживаясь лишь за ее шею – на его любимой дарконице не было никакой экипировки.  «Все же это и тебя сковывает, да?» - с легкой улыбкой парень похлопал Жемчуг по шее, и она, слегка повернувшись в сторону своего наездника, отозвалась громким сопением. От размерных шагов тело слегка покачивалось, действуя на Алана своеобразным успокоительным: тревожные мысли, грызущие его и день, и ночь, исчезали, а в мечущейся душе наконец-то появлялось умиротворение.

Спокойно проехав через ворота города и не обратив на себя никакого внимания, юноша резко наклонился к Жемчужине и, обхватив, ее шею руками, горячо выдохнул одно слово: «вверх». Это было сигналом. Услышав заветную команду, сердце дракона забилось чаще, дыхание мгновенно утяжелилось, а зрачки сузились. Жемчуг, томимая городскими стенами и узкими улицами, расправила крылья и взмыла в воздух, рассекая ими встречные порывы ветра. Приятный шелест кожаных крыльев и их глухое хлопанье слились в единую мелодию со слабым свистом ветра. В мелодию, что очаровывала Алана каждый раз, как только он оказывался высоко над землей.

Внизу все уменьшалось: величественный город, заключенный Небесными горами со всех сторон, превращался в оживленный муравейник, а просторные леса со множеством рек и озер – в моховую подстилку со стекающей с нее росой. Тело Жемчужины было напряжено, она стремительно летела куда-то вдаль, с ярым любопытством, как маленький ребенок, рассматривая что-то внизу. Алан, заметив возбужденное состояние своего питомца, ласково улыбнулся – знал, что она ищет.

Возле небольшого канала, вручную вырытого жителями Тор-Шолле, расстилалось огромное поле, граничащее с густым лесом на севере. Трава, что там росла, слегка колыхалась от шаловливого ветра, и сверху, с высоты птичьего полета, это напоминало небольшое изумрудное море. Жемчужина довольно заурчала и, громко хлопнув крыльями, резко направилась вниз, вынуждая Алана крепче схватиться за ее шею. «Полет без амуниции не безопасен», - так твердил каждый уважающий себя наездник, но сможет ли кто-то, заключенный в доспехи, как в клетку, почувствовать себя свободным? Нет.

И сегодня день, когда дверца этой клетки открылась нараспашку.

Когтистые лапы, украшенные светлой серебряной чешуей, осторожно коснулись травы, зашуршали крылья, и виверна мягко, стараясь не стряхнуть хозяина со спины, приземлилась. Она, как и положено всем драконам ее вида, ловко вывернула шею и взглянула на Алана, ожидая следующего заветного слова. Молодой парень ловко соскочил на землю и, слегка пошатнувшись, ласково провел рукой по чешуйчатому боку. «Играть!» - с широкой улыбкой произнес он и сделал пару шагов назад.

Снова команда, снова та же реакция, что и на предыдущее слово. Драконица, ощутившая долгожданное чувство свободы, широко расправила крылья и, оглушив генерала на долю секунды, вновь взмыла к облакам. Довольное рычание эхом разлетелось по полю и его отголоски растворились в лесной глуши. Кролики, что жили здесь, в панике рванули к своим норам, а птицы улетели глубоко вглубь леса, куда хищница не сможет добраться. Поляна быстро опустела, но даже так Жемчужина все равно была счастлива: виверна то подлетела к облакам, полностью исчезая в них, то камнем падала вниз и парила в метре от земли.

Алан сел на землю и начал пристально наблюдать за своим драконом, резвящимся в небесах. Дни, когда можно скинуть с себя оковы королевского стража и стать обычным человеком, он ценил больше всего. По большей части из-за Жемчужины, потому что она была единственным живым существом, к которому у молодого генерала были теплые чувства. Как и у нее к нему. Самое мало, что он мог дать дракону, уставшему жить в каменных стенах и глотать городскую пыль, - это прогулки близ Пестролистного леса. И она это понимала, ценила.

Почувствовав, как мысли тяжелым комом начали наваливаться на него, Алан лег на зеленую траву и, прикрыв глаза, стал прислушиваться к природе. Пышные кроны деревьев вместе с густой травой зашелестели от очередного «нападения» ветра-проказника, подхватившего вдалеке отголоски тихого журчания реки. Тишина, прекрасная тишина. На самом деле, эти прогулки не только радовали Жемчужину, но и расслабляли самого Кэррона – не часто можно оказаться вдали от шума и возни, что постоянно действуют на нервы.

Тишина… Неожиданно тело будто пронзило десятком острых мечей, и Алан, охватываемый диким испугом, резко подскочил и начал осматриваться по сторонам. Деревья, кругом одни деревья, но нигде не было Жемчужины. Его сердце забилось в бешеном ритме, а на лбу выступила холодная испарина. Руки задрожали. Быстро вскинув голову вверх, он начал рассматривать полупрозрачные облака, надеясь, что его любимица просто слишком высоко, но… ее не было. Жемчужины нет. Нигде нет.

- Жемчужина? – отчаянно выкрикнул Алан, оглядываясь по сторонам. – Жемчужина!

Надежда, что юркая драконица балуется где-нибудь рядом, молниеносно таяла, как пылающая свеча, потому что в ответ встревоженный юноша слышал лишь удручающий свист ветра. И только случайный глухой треск, неожиданно донесшийся из глубин леса, заставил его вздрогнуть. Мгновение, и Алан, сорвавшись с места, бросился в сторону звука, но, пробежав пару метров, парень замедлил шаг и положил руку на нож, его именной нож, спрятанный в кармане штанов.
Тени. Среди старых деревьев гуляли неизвестные ему тени. Они плавно скользили между стволами деревьев и уходили все глубже в лес, пока полностью не растворились в воздухе. Они исчезли, как и неизвестный треск – не было даже завывания ветра, все утонуло в безмолвном спокойствии. Юноша не шелохнулся, а его рука также лежала на кармане, готовая в любое мгновение выхватить и оголить лезвие ножа. Только мрачный силуэт крыла, появившегося на долю секунды и внезапно исчезнувшего, заставил сердце генерала пропустить пару глухих ударов. «Жемчужина?» - тотчас промелькнуло в его голове, и он сделал один неуверенный шаг, а затем второй и третий.

Одинокая размытая тень отдалялась. Она, словно забавляясь с Аланом, игриво сновала вдалеке, перебегая от одного дерева к другому. А он покорно шел за тенью, плененный ее размытыми очертаниями, так сильно напоминающими его Жемчужину. И он шел до тех пор, пока резкая боль диким зверем не вгрызлась ему в затылок, а взор перед глазами не застелила черная пелена. Ноги подкосились, и тело камнем свалилось в густую траву – с покрасневших волос стекали капли крови, окрашивая светлую рубаху в алый.

Позади генерала стоял огромный великан, крепко сжимая в руках шипастую дубину, обагренную кровью. Облаченный в кожаные доспехи, он стоял и не шевелился, внимательно следя за генералом королевской стражи. Одно малейшее движение с его стороны, и оружие с легкостью рассечет ему голову. Однако его тело не подавало почти никаких признаков жизни, лишь грудь едва заметно вздымалась от слабого дыхания.

Из-за деревьев и кустов начали выбираться другие бандиты, изуродованные многочисленными шрамами и новыми, еще свежими ранами. Каждый держал в руке по оружию и амулету с магическим камнем. Около минуты они смотрели на тело генерала, пока их не разорвал истерический гогот, эхом разлетевшийся по Пестролистному лесу и прилегающей к нему изумрудной поляне. Лишь двоим людям, пытающимся обуздать пойманную драконицу, отчаянно брыкающуюся в цепях, и гиганту с дубиной сейчас было не до смеха.

- И это все? – возмущенно воскликнул он, запрокидывая оружие себе на плечо. – И вот это отправило нашего босса гнить в подземелье? Не несите чепухи! – его лицо резко исказилось от приступа ярости, и он со всей силы пнул лежащего на земле Алана под ребра – из его тела вырвался слабый хрип. – Чтобы такое дерьмо еще получило звание генерала! Да мне будет проще собственное говно съесть, чем поверить в эти бредни сумасшедшего!

- Полегче, старик Ворн, - со змеиной усмешкой произнес эльф, осторожно подкрадываясь к гиганту сзади, - как ни крути, а артефакты с магией жемчужных драконов – сильная вещь, - он демонстративно помахал перед Ворном кулоном с огромным переливающимся камнем. – Под его действием даже ты, громила, будешь слабым и беспомощным как червяк.

Ворн, взглянув на ухмыляющегося эльфа исподлобья, сплюнул куда-то в сторону и ушел, бросив сухое «теперь сам разбирайся». На что ушастый хитро прищурился, вытащив спрятанный кинжал, сел возле Алана и ядовитым шепотом произнес: «Уж я-то разберусь, поверь мне».

Алан, будучи маленьким ребенком, стоял посреди площади в оборванной и засаленной одежде, доставшейся ему от каких-то неизвестных людей. Он с восторгом наблюдал, как по каменной кладке гордо и величественно вышагивала королевская стража, а их вид блестящих на солнце доспехов внушал жителям чувство спокойствия и доверия. Светловолосый мальчика, очарованный их величием, хотел было сделать шаг навстречу, но заметил, как весь отряд стражей неожиданно уставился на него. Мужчины и женщины, разных возрастов и рас, прожигали его взглядом и перешептывались между собой с кривой улыбками на устах. Их лица, все до единого, были украшены издевательскими усмешками, а глаза косились на Алана. Мальчишка сделал неосторожный шаг назад, и неожиданно мерзкий гогот, перемешанный с хрипом и кашлем, оглушил его.

Он убежал. И бежал так быстро, как еще не бежал никогда, но отголоски ядовитого смеха продолжали лизать его уши, заставляя еще быстрее мчаться вперед.

Переулок, забытый Эдолиной мрачный переулок, куда сливали местные жители свои помои, послужил Алану временным убежищем. Оперившись о склизкую стену дома, он попытался отдышаться, но тотчас скривился от резкого запаха гниющих отходов. Прикрыв лицо рукой, мальчишка прислушался – истерический гогот прекратился, но вместо него из темного угла доносилось тяжелое и учащенное дыхание. Из черноты на него смотрела пара горящих янтарных глаз.

Сердце забилось быстрее. Алан тотчас понял, кто это. Кэррон, теперь уже будучи взрослым юношей, облаченный в доспехи королевской стражи, медленно шел к нему. Он был взволнован и испуган, но стоило ему лишь протянуть руку к зверю, как он зашипел, зарычал и, взмахнув своими огромными крыльями, молниеносно вылетел из темноты, скрывая свою серебряную чешую за облаками.

Он остался один, совершенно один в черном переулке, тени которого, извиваясь в диком танце, накинулись на него, как голодные звери, со всей силой впиваясь ему в ноги и руки. Алан, терзаемый нарастающим чувством страха, резко дернулся к свету, желая выбежать из своего «убежища», но темнота была на шаг впереди – она остервенело поглощала его, лишая последней возможности на спасение. И даже тогда, когда парень раскрыл рот в безмолвном крике, она хлынула внутрь, вязкой и склизкой жидкостью заполняя и разрывая его изнутри.

Алан, охваченный диким испугом, резко дернулся и тотчас согнулся пополам, чувствуя, как острая боль сковывает его тело. Из его рта вырвался сиплый хрип, а потом генерал залился сильным кашлем – легкие словно пронзили тысячи острых иголок. Кошмар. Это был кошмар, собравший все его потаенные страхи, что затаились в глубине его души. Голова резко закружилась, а к глотке подкатил неприятный ком, и Алан, зажмурившись, машинально потянулся к голове.

Его рука легла на грубую ткань, вместо привычных волнистых волос, и парень вновь дернулся, оглядываясь вокруг – он был в неизвестном ему помещении, воздух которого оказался пропитан множеством трав. Сквозь небольшое окошко, расположенное практически возле потолка, проглядывали редкие солнечные лучи, но их все равно было недостаточно, чтобы осветить помещение целиком - можно было увидеть лишь редкие пылинки, кружащие в застоялом воздухе. А чуть поодаль от кровати, на которой как раз лежал Алан, находилась массивная деревянная дверь. Вдоль стен стояло несколько стеллажей, на чьих полках красовалось бесчисленное множество разных склянок, книг и каких-то высушенных ингредиентов. «Что это за место?» - пронеслось у генерала в отяжелевшей голове. - «Кто меня сюда притащил? Травник? Лекарь? Что… вообще произошло?»

Мысли и воспоминания путались, сливались друг с другом, превращаясь в один огромный сумбурный ком. Резкая боль вновь пронзила голову Алана, и тот, едва слышно зашипев, согнулся, молясь про себя, чтобы приступ боли прошел как можно скорее. Он не помнил, что с ним случилось и как сюда попал. Единственное воспоминание, не покинувшее его голову, было связано с тенями, с не одним десятком теней, и исчезновением Жемчужины. Тело генерала прошиб холодный пот, а сердце замерло. Жемчужина.

Очередной приступ страха, притаившийся на задворках его памяти, накинулся на Алана, вынуждая того дышать все чаще и тяжелее. «Жемчужина…» - имя его дракона само сорвалось с губ, и парень, терзаемый целым калейдоскопом эмоций, резко откинул с себя одеяло и дернулся вперед, отчаянно пытаясь добраться до двери.

Только вот ноги его не послушались – подкосились, и Алан почти рухнул на деревянный пол – успел ухватиться за каркас кровати. Вцепившись в нее остатками своей силы, он с ужасом осознал, что был слаб. Он не мог идти, когда это было необходимо, как воздух для умирающего. Сердце затрепетало в грудной клетке, как испуганная пташка, а на лбу выступила испарина. Он не знал, что делать дальше.

Усталость огромным комом навалилась на него, и генерал сел возле кровати, запрокинув голову и прикрыв глаза. На его лице появилась кривая улыбка, сопровождаемая нервным смешком. Он был жалок. Жалок настолько, что не смог – и, видимо, не сможет – спасти собственного дракона, самое дорогое, что у него было. Парень до скрипа стиснул зубы. Его даже кто-то нашел и выцепил из когтистых рук смерти, невзирая на то, что он сейчас является мертвым грузом для кого-то. «Я жалок», - прошептал Алан, открыв глаза и пустым, безэмоциональным взглядом уставился на дверь.

Он смотрел на нее долго, слепо надеясь, что оттуда кто-то выйдет и поможет ему найти Жемчужину или поставит на ноги с помощью золотых камней Оршла, но это были лишь глупые мечты, которые никогда не осуществятся. Алан, вцепившись в собственное лицо, задрожал от накатившего желания смеяться. Его буквально разрывало: посмотрите-ка, генерал королевской стражи собственной персоной сейчас сидит, перевязанный драными бинтами, и истерически смеется, что за неудачник!

Драные бинты? Кэррон неожиданно замер, разглядывая повязки на своем теле. Они были насквозь пропитаны его кровью, но в то же время разрезаны неровно, будто бы их кромсал какой-то неумеха, однако несмотря на это бинты оказались наложены грамотно и удобно. Алан рассматривал их, ясно ощущая, как внутри него зарождается противоречивое чувство – его спас… зверочеловек? Тот, кого он презирает и считает отбросом, протянул свою руку? Генерал резко отвернулся в сторону кровати, стараясь избавиться от подобных мыслей, и, опершись на нее, попробовал подняться на ноги. Нет, это не мог быть зверочеловек, здесь живут преимущественно люди, только не они…

Последнюю фразу Алан стал повторять как мантру, и, наконец взобравшись на кровать с огромным трудом, он лег на нее, тяжело вздохнув. На него навалилось за раз слишком много, но даже так потенциальный спаситель-зверочеловек не так сильно волновал его, как потеря своей любимицы. Только вот что он мог сделать в такой ситуации? Ничего. Оставалось только ждать, пока кто-то не поможет ему уйти отсюда.

Яркие лучи солнца просочились сквозь небольшое окошко и игриво упали на лицо генерала, заставляя того открыть глаза. Он отключился. Сознание, истощенное ранами и переживаниями, покорно перешло под опеку заботливого Морфея. На этот раз Алана не мучали кошмары. Признаться, он даже не заметил, как провалился в сон – все произошло как-то само. По привычке подняв руку, чтобы коснуться головы, парень заметил отсутствие крови на слегка потрепанных (или порванных) повязках – их кто-то заменил, все так же аккуратно и правильно перевязав раны. «Он приходил, пока я спал?» - промелькнуло в мыслях Алана, однако на его лице не проскользнула ни одна эмоция.

Он был опустошен и слаб. Потеря любимой Жемчужины в буквальном смысле вырвала ему сердце, изъяла душу, оставив бездыханное тело одиноко гнить в пустоте. Только вот он не был мертв, а даже наоборот – по его венам быстро бежала горячая кровь, являвшаяся самым настоящим признаком жизни. Однако имело ли смысл существование без самого ценного?

Алан попробовал сесть на кровать, но решил делать это медленно и осторожно, потому что раны только-только начинали заживать, напоминая о себе тупыми ноющими болями, иногда даже пульсирующими. Приняв сидячее положение, генерал ощутил легкое головокружение и, закрыв глаза, опустил голову на слегка поджатые колени. В ушах неприятно зашумело, словно рядом разлился бурный водопад, а вскоре и сама голова потяжелела. Блондину даже показалось, будто перед его глазами слегка потемнело, но это ощущение исчезло так же быстро, как и появилось.

Когда неприятный шум, раздающийся в голове, слегка утих, Алан попробовал осмотреться. В комнате, в плену у четырех стен, ничего не поменялось: все также стояли огромные стеллажи, в которых царил одной богине понятный «порядок», все также озорные лучи пробивались через крохотное оконце, все также одиноко стояла его кровать, все также пахло различными травами и лекарствами. И даже так Алан все равно смог заметить одну вещь, оказавшуюся в этом помещении впервые – деревянный поднос с миской, в которой находилось какое-то варево, и аккуратно сложенный пергамент.

Генерал попробовал достать его так осторожно, как только мог, но его тело все равно пронзила неприятная боль. Алан скривился и часто задышал, пытаясь аккуратно поднять его и поставить поднос поближе к себе. Из миски приятно пахло чем-то вкусным, однако несмотря на внезапно разыгравшийся голод – желудок, видимо, вспомнил, что уже долгое время во рту не было даже маковой росинки, – внимание парня больше всего привлек небольшой клочок бумаги. Он развернул его и, прищурившись (буквы словно танцевали перед глазами, сливаясь и наползая друг на друга), принялся читать текст.

С каждым словом, небрежно выцарапанным на пергаменте, сердце Алана начинало биться сильнее, а руки – дрожать. Его глаза были широко распахнуты, а взволнованный взгляд метался от одного конца предложения к другому. Внутри груди словно что-то защемило, по телу прошлась мелкая дрожь, одновременно приятно и неприятно будоражащая сознание. Он рвано выдохнул, пытаясь осознать написанное. Он боялся, что это – наглая шутка, которая должна окончательно сломить его дух, превратив в безвольный кусок мяса, но в душе отчаянно надеялся, что Жемчужина, его дорогая Жемчужина, находится в полном порядке.

Он больше не мог бездействовать. Резко соскочив с кровати – и опрокинув миску с варевом на нее, – Алан почувствовал сильное головокружение, сопровождаемое острой болью, моментально окутавшей все тело. Ноги были слабы, они, едва коснувшись прохладной древесины, подкосились, и юноша едва успел опереться о кровать, чтобы в очередной раз не рухнуть на пол. Сердце бешено стучало о ребра, словно отчаянно пытаясь вырваться из тесной грудной клетки, а каждый вздох сопровождался тихим хрипом – любое движение давалось с огромным трудом.

Мысли Алана были заняты только Жемчужиной, придавая ему сил двигаться дальше. Он больше не мог оставаться здесь, нужно действовать! Страх, родившийся от опасения, что любая секунда может быть последней, начал постепенно захватывать ослабевший разум блондина – он с легкостью прорастил в его душе семена сомнения. Опираясь одной рукой о стены и стеллажи, а другой придерживая бинты, обмотанные вокруг его туловища (кровь постепенно начинала просачиваться сквозь подсохшие раны), Алан делал небольшие шаги в сторону двери. Он был уверен, что его спаситель, невидимый целитель, был здесь. Он точно слышал его шорох шагов и хриплое дыхание, иначе бы дверь не была заперта.
Шаг за шагом, вдох за выдохом, и генерал, охваченный сильной болью, впившейся ему в живот, с огромным трудом доплелся до двери. Дернув за ручку изо всех сил, что у него были, он, скривившись от неприятных ощущений, пронзающих все тело, усмехнулся про себя – закрыта: «Кто бы сомневался».

По массивной двери, оказавшейся непреступным препятствием, прилетело несколько тяжелых – насколько это возможно – ударов, отголоски которых звонко разлетелись, казалось бы, по всему дому. Алан вновь скривился и, инстинктивно пригнувшись, желая приглушить чувство боли, закричал во всю глотку:

– Откройте дверь, я не могу здесь находиться! – В легкие словно впились осколки стекла, и генерал залился сильным кашлем. – Откройте ее сейчас же! – он вновь дернул за ручку, слепо надеясь, что дверь от этого легко поддастся и отвориться, но вместо этого она лишь глухо загромыхала. – Я должен уходить отсюда немедленно!

Звук глухих ударов, грохот тяжелой двери и сиплых криков рассекал повисшую тишину в комнате, где был заперт Алан. Его руки, охваченные незримым пламенем, покраснели и неприятно ныли, а кровь из едва заживших ран начала просачиваться сквозь бинты и мелкими каплями украшать пол, но даже это не останавливало генерала. Он, охваченный безумным желанием увидеть своего дракона, продолжал напрасно сотрясать воздух, лелея в сердце надежду, что она скоро, очень скоро поддастся.

Сердце забилось чаще, и изо рта вырвался рваный вдох, как только до ушей Алана донеслось до боли знакомое рычание, но оно оказалось таким тихим и приглушенным, словно его обладатель находился где-то вдалеке. Юноша почувствовал, как по его телу прошелся сильный электрический разряд – молодого генерала охватила легкая дрожь. Это была она, его милая Жемчужина. «Жемчужина!» - со всей силы выкрикнул он, ощущая, как голос сменяется хриплым писком, и попробовал выбить дверь с плеча.

Алан утонул в агонии, заставляющей его по-змеиному зашипеть и осесть на пол. Он, скривившись от нахлынувшей острой боли, пронизывающей каждую клеточку его тела, прохрипел «черт!» и отчаянно ударил кулаком по двери в последний раз. Ему в ответ раздалась только противное насмехающееся молчание.

Стоило только генералу перевернуться, как он краем глаза увидел размытые очертания окна, и тогда его осенило – вот он, путь на свободу. Опершись о стены и пол, Алан, стискивая зубы до скрипа, с трудом поднялся на ноги. Из его рта вырывались рваные хрипы, а в глазах начинало темнеть от нахлынувшей усталости. Он положил руку на голову и облокотился о стену, пытаясь отдышаться и прийти в себя, однако его мысли спутывались в непонятные узлы, а сам разум растворялся в серой дымке. Сделав последний – но небольшой – шаг, Алан свалился на пол без сознания.

Он даже не заметил, как вся комната пропиталась резкими запахами различных трав.

***
Сколько времени прошло с того момента, как он в очередной раз оказался в цепких лапах Морфея – будто бы этот крылатый засранец специально не хотел его отпускать из своего царства, – юноша не знал, да и не хотел об этом думать. Тяжелая голова, будто бы налитая свинцом, и тупые боли в виске благополучно мешали этому. Алан тяжело выдохнул и, приложив некоторые усилия, сел.

С первого взгляда в его деревянной тюрьме ничего не поменялось. Он все также лежал на кровати в чистых бинтах, все также в этой комнате было пусто и пахло различными лекарственными травами, все также рядом с ним стоял поднос с неизвестной похлебкой и небольшим кусочком пергамента рядом. Только вот…

Откуда-то сверху раздался приглушенный рык, заставивший израненного генерала вздрогнуть. Сердце пропустило пару ударов. Широко раскрыв глаза, Алан, охваченный сильным волнением, медленно поднял голову. На него с особым интересом смотрела Жемчужина, его любимая драконица с серебряной чешуей, игриво переливающейся под солнечными лучами. Зверь, заметив своего хозяина, вновь рыкнул и попробовал поскрести пальцами по маленькому окошку, словно надеясь попасть внутрь помещения. Парень сам не заметил, как его лицо моментально озарилось теплой улыбкой, а на глазах проступили слезы, которые он тотчас и стер своими же бинтами. Впервые за последние дни юноша почувствовал настоящее спокойствие, воцарившееся в его душе.

- Спасибо тебе, Эдолина, - начал шептать он, не отрывая взгляда от своей любимицы, - что ты уберегла ее.

Алан попробовал привстать, желая рассмотреть Жемчужину получше, но все тело будто бы не повиновалось ему – рука тотчас задрожала и невольно опустилась вниз, стоило только ее протянуть к окну. Он грустно усмехнулся. Пожалуй, это был очевидный результат.

Тут он резко вспомнил про поднос с миской, в котором уже начинало остывать варево, и клочок бумаги. С трудом наклонившись и подняв поднос, Алан смог поставить его к себе поближе. Желудок, ощущая аромат, исходящий от глубокой тарелки с едой, глухо заурчал, но генерал проигнорировал его и потянулся за пергаментом. «В прошлый раз на нем было выцарапано письмо. Сейчас, возможно, тоже», - с этими мыслями он осторожно его развернул и приступил к чтению.

Точнее попробовал это сделать. Почерк. Он был ужасен: буквы скакали то вверх, то вниз, выписывая непонятные угловатые узоры, предназначение которых Алан знать не мог. Возможно, если бы Алан учился в школе грамоте, то такие закорючки не были для него проблемой, но так ему оставалось лишь хмуриться и прищуриваться в отчаянных попытках разобрать настоящий смысл послания. Однако было ясно одно: зверочеловек, спасший его жизнь, был весьма зол.

Спустя некоторое время юноша все же смог понять отдельные слова, по которым в его голове уже частично сложилась нужная картинка. Его спаситель говорил о том, что Алан усложнил сам себе путь к выздоровлению, и то, что ему необходимо полежать несколько дней, пока его тело полностью не оправится после полученных ран. «Удивительно, чтобы какой-то комок шерсти или перьев с чешуей беспокоился о моем состоянии», - криво ухмыльнулся генерал, но со следующих строк его ухмылка исчезла, а взгляд – потускнел.

- Кто беспокоится, да? – безэмоционально протянул Алан, бросив краткий взгляд на неприступную дверь. – Видимо, только ты к ним и относишься, - он цокнул. - Как иронично…

Парень лег обратно на кровать, чувствуя, как его сердце разрывается от нахлынувших противоречивых эмоций. Он был один. Всегда. И помогал только сам себе, потому что ожидать протянутой руки от других – было глупостью. Парень прекрасно знал, что проявление «хороших», «доброжелательных» жестов по отношению к незнакомцам было лицемерно. Эти, пропитанные скверной люди и нелюди, всегда требовали чего-то большего взамен. Таковы были правила общества, в котором он родился и вырос. «В конце концов, ты такой же», - подумал про себя Алан и прикрыл глаза.

Сверху вновь раздалось взволнованное сопение Жемчужины, и Алан посмотрел на своего дракона, что всяко-разно пытался заглянуть или пролезть внутрь комнаты. «Или же нет…»

- Я уверен, что ты меня слышишь, - через несколько минут угнетающего молчания парень громко и уверенно заговорил. – Я хочу сказать… спасибо, - последнее слово было сказано гораздо тише, но его все равно можно было расслышать - в хижине все также царила тишина.

Алан тяжело выдохнул и отвернулся к стене, забыв о миске с едой. «В последнее время я сам не свой. Слишком многое навалилось...»

Голос, раздавшийся по ту сторону двери, однозначно принадлежал не человеку: эти рычащие нотки, смешанные с легкой хрипотцой, выдавали его таинственного спасителя за зверочеловека. В сердце Алана вспыхнула буря противоречащий эмоций, состоящая из чрезмерной гордости, надменности, презрения и... слабой благодарности. Парень стиснул зубы и зажмурился, пытаясь отмахнуться от назойливых мыслей, но они все равно продолжали преследовать его, как учуявшие смерть грифы.

Неизвестно, сколько бы парень так пролежал, уткнувшись носом в стену дома, если бы не глухой треск, который неожиданно раздался где-то над генералом. Нахмурившись, Алан поднял голову вверх и застыл в удивлении: Жемчужина, отчаявшись, что не может попасть внутрь дома, где лежал его хозяин, начала выгрызать деревянную раму окна.

- Ты что делаешь? - прошипел Алан, но его любимица его не услышала и продолжала заниматься своим делом. - А ну перестань! - он привстал с кровати, случайно задев поднос с едой - тот тихо брякнул, - и махнул рукой, драконица мгновенно замерла и, недовольно прорычав, отошла от окна.

Генерал тяжело выдохнул и перевел взгляд на миску с похлебкой, которая уже, видимо остыла, - белые нити пара уже не возвышались над тарелкой. Он хмуро склонился над ней, пытаясь разглядеть плавающие в бульоне ингредиенты, но кроме крупных кусочков моркови и картошки разобрать ничего не смог. Алан поднес миску ко рту и сделал первый глоток. "Пресно, но всяко лучше тех харчей, что дают у нас", - отметил про себя парень и вновь припал к тарелке с едой.

Молодому парню, истощенный организм которого нуждался в энергии и силе, не потребовалось слишком много времени, чтобы разобраться с едой. Несколько глотков, и желудок заполнился хоть и прохладной, но весьма сытной пищей. Как только пустая миска вновь оказалась на подносе, Алан резко почувствовал нахлынувшую на него усталость. Веки моментально потяжелели, а терзающие его мысли растворились в серой дымке, застелившей его взор. Он и сам не понял, как вновь провалился в глубокий сон.

Тьма. Его со всех сторон окружала непроглядная тьма, в которой находилось что-то зловещее. Алан не мог этого увидеть, но он прекрасно чувствовал, как оно медленно, словно затаившийся на охоте хищник, приближалось к нему. Неожиданно его шеи коснулось что-то холодное и острое и слегка царапнуло шею, будто острым когтем. Юноша с каждой секундой все лучше чувствовал эти прикосновения, от которых в первородном страхе замирало сердце, но тело, словно скованное невидимыми цепями, ему не подчинялось. Алан - почему, почему нельзя раскрыть веки?! - почувствовал, как некто, скрывающийся в темноте, спаивает ему вязкую горькую жидкость, постоянно приговаривая: "Вот так... хорошо". Тихое шуршание, легкое цоканье когтей, сухой треск половиц и противный скрип двери послужил своеобразным сигналом, вырвавшим генерала из мира снов.

Резко подскочив и вцепившись в одеяло, Алан тотчас же осмотрелся: в комнате, озаряем слабым светом - видимо, утренним - никого не было, кроме него. "Приснилось? - парень машинально потянулся ко лбу и заметил свежие повязки на его руке, все также аккуратно обмотанные вокруг его ран. - Или же нет?.." Его взгляд вновь зацепился до боли знакомый поднос с миской, в которой медленно остывала очередная похлебка.

***

Четыре дня. Четыре долгих дня прошли по одному и тому же сценарию, написанному рукой невидимого лекаря: длинный сон и кратковременные перерывы на разбавлялись лишь редкими "прогулками" по нужде, но на пятый все изменилось. Алан проснулся в той самой одежде, в которой он тогда еще вылетел из Тор-Шолле с Жемчужиной. Она на удивление была... чистой, а все те огромные дыры, оставшиеся после нападения в лесу, оказались заштопаны. Не слишком опрятно, но все же заштопаны. Ощупав и осмотрев свое тело, парень не заметил на себе бинтов и других повязок, а большинство ран почти затянулись. Это не могло не радовать.

Та самая массивная дверь, в которую он примерно с неделю назад отчаянно ломился, в этот раз была открыта, заманчиво приглашая генерала на выход. Отбросив одеяло в сторону, Алан встал на ноги и, слегка пошатываясь от оставшейся слабости, направился к ней.

Следующую комнату он никогда не видел. Она была чуть больше, чем его "клетка", но практически ничем от нее не отличалась. Вдоль стен тоже стояли огромные стеллажи, полки которых ломились от старых и пыльных книг, а также всевозможных ингредиентов. Под потолком висело множество связок с сушеными листьями, грибами, неизвестными Алану фруктами и овощами. Возле окна стоял небольшой стол, на котором лежали слегка потрепанные ступка и пестик. Подойдя к нему поближе, в нос парню ударил знакомый горький запах, заставивший его скривиться и сделать шаг назад. "То самое лекарство, которым меня поили... во сне?" Он нахмурился и перевел взгляд на камин, в котором уже давно остыли угли. "Значит, его здесь нет уже давно".

Солнечный свет, столь непривычный и столь яркий, на мгновение ослепил генерала, заставив его прикрыть лицо ладонями. Шум зеленой листвы, чарующее пение птиц и тихое стрекотание кузнечиков в траве - все это слилось в единую мелодию леса, которая моментально захлестнула Алана, приветствуя его в своих владениях. Свежий прохладный ветер, словно являясь галантным дворецким, легонько потрепал его волосы и одежду, а потом исчез, словно его и не было. Парень пошатнулся, убрал руки и осмотрелся. Вокруг старой хижины, слегка покосившейся от времени, не было никого... кроме мирно спящей Жемчужины. Алан осторожно подошел к ней и провел рукой по спине, радуясь ее целым шершавым чешуйкам. Спящая драконица лениво зевнула и, помотав головой, лениво посмотрела на своего хозяина, расплывшегося в теплой улыбке.

- Полетели домой?

***

На рынке всегда было слишком шумно, с самого раннего утра и до позднего вечера здесь кипела жизнь. Торговцы, обращаясь к каждому проходящему мимо жителю Тор-Шолле, отчаянно пытались продать свой товар, а покупатели, желающие купить вещи подешевле, горячо торговались с ними. Шум и балаган, творящийся среди торговых палаток, давно стали чарующей особенностью этого места.

Алан, облаченный в доспехи королевской стражи, гордо шел по небольшой улице, проходящей мимо сотни мелких палаток с частными торговцами. Он оглядывался по сторонам, всматривался в лица прохожих и на приветственные речи отвечал сдержанным кивком головы. Тот случай, произошедший с ним неделю назад, стал для генерала королевской стражи позорным пятном на репутации, несмотря на то что из всевозможных наказаний он получил только выговор за беспечность даже во время отпуска.

Как ему позже рассказали, на него напали бандиты, бесчинствующие в Диких джунглях: они нападали на торговые караваны, идущие из Мертвой пустыни, а он просто встал у них на пути, по счастливой случайности изловив их главаря. Желая отомстить за него, банда долго вынашивала план мести, собирая о генерале и его отряде всю возможную информацию. Если Алана спасла Эдолина и тот смог выкарабкаться из лап смерти, то четверо из его людей все же пали от их рук.

К счастью, большая часть была изловлена, а их казнь назначена через пару дней. И он обязательно будет присутствовать на ней, надменно ухмыляясь на этими отбросами.

- Господин Кэррон! – неожиданно раздался голос по правую сторону, и Алан моментально обернулся. – Я так рад, что Вы живы!

На него взволнованно смотрел мужчина, один глаз которого был покрыт бельмом. Он выбежал из своей лавки и принялся пожимать молодому генералу руки, из-за чего королевский страж интуитивно дернулся, стараясь подавить в себе брезгливость. Он знал этого мужчину, он был фермером, копошащегося в навозе и выращивающего различную скотину от кур до коров. Алан всегда ходил покупать у него мясо для своей Жемчужины, но никогда не контактировал с ним так близко, как сейчас. Он с трудом смог сохранить свое лицо и дружелюбно улыбнуться.

- Да, я тоже этому очень рад, - произнес он. – Как Ваш сегодняшний товар?

- О, прекрасней некуда! – мужчина радостно загоготал, заходя обратно за свою лавку и, взяв железный крюк, поддел сочный кусок мяса, лежащий в ящике напротив, и протянул его стражу. – Молодой бык, сегодня только что забил! Я уверен, что Ваша Жемчужина будет в восторге от такого деликатеса.

- Тогда я покупаю пять таких кусков, - Алан тотчас потянулся к своему кошелю.

- Вы как всегда щедры, господин! – мужчина, взяв плетеную сумку, начал осторожно перекладывать мясо из лотков в нее, но внезапно замешкался и тихо заговорил: - Господин Кэррон… Вы, наверное, не заметили, но на вас уже долгое время смотрит какая-то барышня.

Изогнув бровь в удивлении, Алан обернулся и увидел в паре метров от себя хрупкую молодую девчонку с белыми волосами, которые закрывали большую часть ее лица. Молодой генерал слегка наклонил голову и, недожавшись от нее ни слова, сам поинтересовался:

- Прошу прощения, Вам что-то нужно?